Тень Николая Оглоблина

Кто такой Николай Николаевич Оглоблин?

Этот вопрос составители книги, когда над ней шла работа, задавали во многих местах. Частым ответом было: не знаю.

Но в Воскресенском краеведческом музее сотрудники оживились, услышав это имя, и достали папку с двумя перепечатанными на пожелтевшей бумаге текстами. «Это замечательные этнографические описания Ветлуги и здешних бурлаков. Есть его очерк о Василии Тюлине. Помните знаменитый рассказ Короленко «Река играет»? Так вот, Оглоблин был знаком с прототипом главного героя и написал о его жизни. Это же очень интересно — что за реальный человек стоял за литературным персонажем и как этот человек относился к рассказы про себя!.. Правда, у нас эти материалы не целиком. Журналы старые, и страницы в них были целы не все».

В Васильсурске, также в музее, нам сообщили: «Оглоблин приезжал сюда и очень интересно написал об истории города».

Работы Оглоблина для йошкар-олинских ученых, исследующих культуру горных марийцев, считаются в своем роде основополагающими, между тем ссылки можно найти всего на пару его статей. До Оглоблина — объяснят вам — были просто наблюдения путешественников, иной раз вполне добросовестно описавших увиденное. Оглоблин постарался разобраться в самой сути мифов, верований, которые оказались сосредоточены на западе горномарийских земель, и смог выстроить из них систему. Именно поэтому известный марийский этнограф Климент Юадаров в 1990-х годах, добыв две статьи Оглоблина о Васильсурске из редких старых изданий, просто скопировал их в нескольких десятках экземпляров — для библиотек и для своих коллег. По сути — переиздал. И написал от себя полстраницы об авторе.

Нижегородские краеведы вспоминают Оглоблина в связи с озером Светлояр. Он оставил удивительно подробное и цельное описание того, что происходило на берегах озера. Именно его очерки — а даже не то, что было написано Павлом Мельниковым-Печерским или Владимиром Короленко, позволяют ответить на вопрос, в чем же состояло поклонение озеру, легендарному граду Китежу, как именно и кто общался с ним как со святыней.

По всему очевидно: место Николая Оглоблина — в ряду имен самых первых нижегородских краеведов, которые сумели собрать о нем хрестоматийные, по нашему нынешнему представлению, сведения и донести их до читателя. В ряду, который открывается Николаем Храмцовским, Павлом Мельниковым-Печерским, Александром Гациским, Владимиром Короленко…

Только вот, пожалуй, о самом Оглоблине, в отличие от остальных исследователей, никто и почти ничто рассказать не сможет.

Автор этих строк впервые читал очерки Оглоблина в студенческие годы, когда участвовал в подготовке книги «Град Китеж» (1985). Суховатый стиль, стремление к точности и поиску единственного слова, полнее всего передающего смысл, — даже в ущерб тому, что называют красотой речи. Наблюдательность приезжего человека, которую не спутаешь с любопытством человека местного: последнее просыпается в нас только тогда, когда перед нами нечто непривычное для хорошо знакомого края, а так — мы просто готовы констатировать: видели, слышали, бывает. Система во взгляде на вещи — она выдает с головой не просто образованного, а ученого человека. Такое осталось впечатление от прочитанного, таким представился автор. Старый журнал, на страницах которого был напечатан очерк, не мог ответить на вопросы, откуда же он сюда приехал, кем был, что ему было нужно, что с ним случилось дальше.

Потом — так уж получилось — в руках оказывались другие журналы со статьями Оглоблина: о головокружительных древностях Васильсурска, об умиравшем в начале ХХ века Макарьеве, давно лишившемся своей кормилицы-ярмарки. И путевые очерки о нижегородских реках! Вы видите перед собой пассажира с вещами, считающего себя туристом и желающего увидеть все — пейзажи, города, жизнь различных людей, работу команды парохода и бакенщиков. Целый мир, существовавший сто лет назад, открывается в мелочах, в подробностях, в человеческих ощущениях. Такое вы не найдете ни в наполненных цифрами документах, ни в воспоминаниях или ни в трудах историков, во все времена пафосных, в чем-то фальшивых и призванных в первую очередь просто доказать некую главную мысль на примерах.

Возникло острое желание вернуть это нижегородскому читателю. Ведь очерки, напечатанные сто лет назад в малоизвестных журналах, по сути ему недоступны. Для начала нельзя сказать, чтобы они были все и четко описаны в библиографии. Но даже если вы узнаете, где их найти, то в обычной библиотеке этих журналов все равно нет. И не всякий выдержит контакты с библиотечной сферой современной российской культуры, когда выясняется, что вы на каждом шагу должны за что-то платить — за бахилы, за предоставление справок и «выемку литературы», что эта книга есть, но не выдается, а той нет, но ее могут прислать, только все не присылают и не присылают который месяц…

Результатом наших многомесячных поисков стали 15 очерков Николая Оглоблина о нижегородской земле, обнаруженных в разных изданиях (в том числе одна — в виде небольшой самостоятельной книги). Они напечатаны с 1902 до 1915 года.

Готовя их к публикации, мы ощутили три темы, которые волновали автора. Одна из них — Ветлуга и люди, жившие на ней. Оглоблин знал их, уважал их труд на реке, пытался понять, что движет их нередко нерациональными с точки зрения городского обывателя поступками. Другая тема — старинные города, в которых постепенно утихала жизнь, но их история хранила удивительные факты и загадки. Этими городами стали для Оглоблина Василь (ныне мы знаем его как Васильсурск) и Макарьев — в самом деле вскоре исчезнувшие с карты как уездные центры. И наконец, речной флот, малые реки, по которым он много и увлеченно путешествовал — он точно назвал их в одном из очерков «речными проселками».

Но — кто же их автор?

В общем виде на этот вопрос можно получить ответ в знаменитом словаре Брокгауза и Ефрона. Приведем статью из издания 1907 года.

«Оглоблин, Николай Николаевич — архивист и писатель. Родился в 1852 г. Окончил курс в Киевской духовной академии и археологическом институте. Служа в «Ученом Отделении» при московском архиве Министерства юстиции, получил, под руководством Н.В. Калачова, специальную архивно-историческую подготовку. Его первая крупная работа, написанная им еще в бытность в институте — карта Полоцкого повета во 2-й половине XVI века, с обширной объяснительной запиской (III и IV книги «Сборника Археологического Института», 1880). Составил по своей системе «архивных обозрений»: «Обозрение историко-географических материалов XVII и начала XVIII веков, заключающихся в книгах Разрядного приказа» (1884), затем «Обозрение столбцов и книг Сибирского приказа» (4 части 1895, 1898, 1900 и 1902 годов). В «Чтениях в Обществе Истории и Древностей», «Журнале Министерства Народного Просвещения», «Русской Старине», «Киевской Старине» и других журналах им напечатан ряд найденных им документов и помещено много статей, главным образом, по истории Малороссии и Сибири (XVII и XVIII веков). Выход в 1897 г. из архива оторвал Оглоблина от любимого дела. После 1902 г. исторические работы Оглоблина появляются редко, но в «Историческом Вестнике», «Русском Богатстве», «Вестнике Знания» и других изданиях печатаются его путевые заметки и результаты наблюдений его над провинциальными (в особенности деревенскими) настроениями послереволюционной поры».

В статьях других изданий той же энциклопедии присутствовало чуть больше деталей: «Первая часть работы О. «Обозрение столбцов и книг Сибирского приказа (1592-1768)» (1895-1901) была удостоена в 1896 пр. Академии наук», были названы его работы «Провинциальные архивы в XVII веке» (1886), «Красноярский бунт. 1695-1698» (1901).

Дальнейшие довольно упорные поиски каких-либо сведений об Оглоблине в библиотеках, в интернете по сути не принесли ни новой достоверной информации, ни фотографии автора.

Когда готовится к изданию книга с портретами людей, о которых рассказывают, а снимка кого-то их них не сохранилось, в ряду фотографий просто помещают человеческий контур, тень.

Все?..

Лишь на несколько шагов получилось продвинуться дальше.

Один из способов узнать что-то новое — внимательное чтение самих очерков. Ну, неужели ни в одном из них автор не примется вспоминать былое, рассказывать о своих знакомых, о привычках и даже о своей внешности? Но Оглоблин сух и строг, он исходит из того, что взялся рассказывать читателю о реке, о городе, о людях, но ни в коем случае ни о себе — одно с другим не надо путать. Впрочем, есть одно исключение. В очерке «Старый Макарий» он вдруг жалуется на слабое зрение… Да, вот такая подробность: он наверняка носил очки — его глаза давно устали от постоянного чтения хитросплетений скорописи в документах других веков: архив! Но приехав в Василь, он снова левой рукой поправлял очки и вглядывался в описание старинных фолиантов загадочного человека Нагорского — появившегося в городе неизвестно откуда, сделавшего пророчества и исчезнувшего.

В том же очерке читаем такое неожиданное для Оглоблина отступление от темы: «Никогда я не был ни археологом, ни даже любителем археологии, и не понимал археологов, способных увлекаться любою стариною, и только потому, что это — старина. В качестве историка мне приходилось, однако, знакомиться и с русскими древностями, архитектурными и всякими иными. Вырос я в древнем Киеве, полном всякого рода старины. Но и там, и везде я проходил равнодушно мимо разных остатков древности, так как всегда интересовался только людьми и их делами, а не вещными памятниками внешней обстановки». Это признание человека, окончившего в Петербурге археологического институт, заслужившего своими работами о «русских древностях» почетное право попасть на страницы главной национальной энциклопедии!.. Той самой, которая с отчетливым сочувствием написала, что его «выход из архива… оторвал от любимого дела». В одном из источников уточняется: министерство юстиции прекратило в своих архивах научную деятельность и больше не нуждалось в ученых историках. Работа Оглоблина исчерпала себя. Чем было утешиться? Чем заняться?..

Он стал ученым журналистом — вообще-то, сочетание нечастое. Столичные издания ценили его и, вероятно, даже командировали изучать глубинную Россию. Его публикации в «Русском судоходстве» оставляют ощущение планомерной работы над одной темой. Вероятно, как существует литературная, театральная и даже ресторанная критика, может существовать жанр критики транспортной — впечатления и размышления путешествующего человека о том, как ему по России ездится, удобен ли пароход, как организовано его движение, чувствуют ли заботу пассажиры. И — перед вами живой рассказ наблюдательного человека о том, чего мы сегодня уже не увидим. А увидеть, узнать очень хочется.

Зацепившись за сказанные в очерке «Старый Макарий» слова о Киеве, можно узнать еще немного. И в украинских интернет-ресурсах найти краткую справку о человеке с такой же фамилией, известном ученом-богослове: «Оглоблин Николай Яковлевич (1814-1877) — протоиерей и ключарь Киево-Софийского кафедрального собора. Учился в Киевской духовной академии; был преподавателем духовной семинарии и института благородных девиц. Отдельно изданные труды его: «Пособие к повторению уроков о церковном богослужении» (Киев, 1862) и «Дополнительный Требник» (Киев, 1866, под редакцией Н. Я. О. и прот. И. А. Гошкевича). В местных изданиях О. напечатал до 50 статей по церковной истории, археологии, библиографии и др.». В электронном путеводителе по Российскому центральному архиву литературы и искусства догадка о родстве этих людей получает полное подтверждение. Там значится фонд Николая Яковлевича Оглоблина (без указания, кто это) и говорится, что материалы поступили от его сына Николая Николаевича в 1906 году. Удалось найти сведения и о младшем брате Николая Николаевича Владимире. Он родился в 1854 году, также окончил Киевскую духовную академию, затем университет и стал известным ученым-химиком — работавшим вместе со знаменитым Владимиром Васильевичем Марковниковым (нашим земляком!) и создавшим красители для тканей.

Итак, легко себе представить: детство Николая Оглоблина, прошедшее возле чуда Древней Руси Софийского собора, среди книг, среди разговоров о высоком. Православное образование — куда еще пошел бы учиться сын богослова! И только затем стало возможным дать волю своему увлечению историей, найти то дело, с которым потом оказалось связано его имя.

На просторах интернета удалось наткнуться на родословную, составленную, вероятно, одним из дальних родственников Николая Оглоблина. Он сам и его отец Николай Яковлевич показаны в ней как представители отдаленной ветви рода, которая, судя по скупости сведений, интересовала составителя древа только формально — как факт, что такие люди были среди родственников. Признаемся себе: подобные самопальные источники информации серьезный исследователь должен просто игнорировать. Нет ничего более нелепого, чем аргумент, который сейчас нередко слышишь: это правда, потому что это есть и в интернете. Но у нас нет выбора: другие источники отсутствуют. Потому, не выражая к родословной доверия, готов пересказать то, что увидел в ней. У Николая Николаевича и его отца Николая Яковлевича там приведены несколько другие годы рождения, чем указаны выше. Матерью Николая Николаевича Оглобина родословная называет первую жену Николая Яковлевича Евлавию Ильиничну, даты жизни которой указаны как 1822-1850. Дедом — Якова Семеновича, который родился около 1797 и умер между 1846 и 1850 годами, даты жизни бабушки Елены Алексеевны — между 1793 и 1797-1871. Яков Семенович происходил из Ярославской губернии, из деревни Павлоково, которая находится в 20 км к востоку от Углича.

Автор родословной уверенно описывает его предков — крестьян. Прадед Семен Михайлович — первый носитель фамилии Оглоблиных, родился между 1765 и 1767 годами, а умер 18 апреля 1835 года и был похоронен в селе Никольском. В документах Государственного архива Ярославской области он впервые появляется как муж крестьянки деревни Павлоково Оксиньи Гавриловны (между 1770 и 1772-1810): в ревизской сказке 1782 года значится «зятем Гаврилы Фёдоровича». Родина Семена Оглоблина неизвестна, а вот отец его жены — житель Павлоково, не имевший фамилии Гаврила (около 1740 – после 1803).

У Николая Яковлевича были рано умершие дочери Ульяна и Прасковья. После смерти первой жены он женился вторично на Александре Григорьевне, и она стала матерью его детей Александры, Любови, Василия и Алексея.

О семье Николая Николаевича родословная скупо сообщает, что у него была жена Александра Ивановна (около 1858 – между 1924 и 1929) и сын Александр (1878 – 1905). Прямых потомков автора очерков, если верить всему этому, искать бесполезно.

Тем не менее мы продолжили поиск. Удалось даже вступить в переписку с людьми, носившими эту достаточно редкую фамилию. Но это ничего не прибавило к сказанному: они не располагали никакой информацией о Николае Николаевиче Оглоблине.

Зато по очеркам легко отследить многие моменты его пребывания в Нижегородской и соседних губерниях. В 1901 году — в мае Оглоблин едет из Нижнего Новгорода в Козьмодемьянск, затем поднимается по Ветлуге до города, носящего имя этой реки, и возвращается назад, сделав на несколько дней остановку в Василе (Васильсурске). В этом городе, по его собственному признанию, он оказывается тогда впервые и с огромным интересом знакомится с его историей, обследует окрестности. В 1902 году, судя по очерку «Василий Тюлин», он не один месяц живет в Прудовке и Благовещенском — деревне и селе, которые сейчас входят в Воскресенский район и стоят на ветлужском берегу. В июне 1903 года снова приезжает в Васильсурск и плывет на пароходе по Суре. В начале мая 1904 года от спускается откуда-то по Волге в Нижний Новгород, там пересаживается на пароход до Казани, откуда добирается по рекам в Вятку, дальше возвращается в Козьмодемьянск, поднимается по Ветлуге из Козьмодемьянска в Воскресенское, живет больше месяца в Благовещенском, совершает оттуда поездку на озеро Светлояр. И только в конце июня возвращается обратно через Козьмодемьянск. В 1905 году — летом он снова в Прудовке и Благовещенском, где общается с короленковским персонажем перевозчиком Тюлиным. В мае 1908 года совершает весеннюю поездку от Козьмодемьянска до Ветлуги и обратно. В мае 1909 года вновь спускается по Волге в Нижний Новгород, откуда едет пароходом по Клязьме и возвращается в сторону Москвы по Оке.

Но и здесь остается множество вопросов. Почему, например, этот человек вдруг оказался на нижегородской земле? Кто составлял круг его знакомых, ведь нередко в очерках он пишет об их существовании, о том, что у него были «спутники» в поездках?

Из очерков ясно: таким знакомым был Короленко. Оглоблин пишет ему письмо и получает ответ. Об этом идет речь в очерке «Василий Тюлин». Но писатель к началу ХХ века уже навсегда покинул Нижний Новгород. Кто же оставался здесь?

Лидеров Нижегородской ученой архивной комиссии Оглоблин знал лично, ведь он входил в нее, печатался в ее сборнике. Среди его знакомых обязательно был Виктор Снежневский (1861-1907), ученый секретарь комиссии: он был родом из села Благовещенского, куда Оглоблин часто наведывался, там продолжали жить его родственники. В очерках он несколько раз упоминает фамилию помещиков из этого же села — Поливановых. Николай Поливанов не мог не быть добрым знакомым Оглоблина. Их связывали общие интересы. Он увлекался историей, был членом Московского археологического общества и в 1880-х проводил раскопки возле озера Светлояр, надеясь найти град Китеж. О результатах своих поисков — более чем скромных — он напечатал статью в «Действиях НГУАК». Светлояр — место, куда отправляется прямо из Благовещенского Оглоблин.

Работая над книгой, мы добросовестно проехали и прошли по всем местам, о которых писал Оглоблин. В Благовещенском старожилы показали нам место, где стояла изба Тюлиных. Рядом — двухэтажный, с краснокирпичным низом, помещичий дом. Именно здесь больше века назад очеркист беседовал с крестьянами, с перевозчиком, который волей судьбы вошел в историю русской литературы. Мы убедились, что в Прудовке делают все такие же лодки, о которых писал Оглоблин. А священные места горных марийцев в окрестностях Васильсурска можно найти, пользуясь его описаниями, но с условием, если их читать очень внимательно. Николай Оглоблин писал о нашем крае с пониманием, с любовью. Если ошибался, то не стеснялся потом, в следующих публикациях поправлять себя.

Куда увез его около ста лет тому назад пароход из Нижнего? Что с ним сталось дальше?

Фотографии этого человека нет, дата и место его смерти неизвестны. Но тем, наверное, острее чувствуешь необходимость перенести в наш новый век то, что написал он сто лет назад, вырвать из наползающего забвения его имя и хотя бы его тень — тот самый контур, который заменил для нас его облик.

Николай Морохин, журналист, доктор филологических наук.

Составители благодарят людей, которые помогли появиться этой книге — йошкар-олинскому этнографу Клименту Германовичу Юадарову, сотрудникам Воскресенского краеведческого музея — они поделились копиями ряда текстов. Мы признательны нашему другу Анатолию Александровичу Семятневу: вместе с ним мы прошли по тем известным Оглоблину тропам в окрестностях Васильсурска, которые привели нас к древним священным местам горных марийцев.

Особая наша благодарность начальнику комитета по делам архивов администрации губернатора Нижегородской области Борису Моисеевичу Пудалову, который взялся поучаствовать в поиске документов об Оглоблине в московских и нижегородских архивах. Благодаря ему на последнем этапе работы над книгой в Государственном архиве Нижегородской области удалось познакомиться с несколькими письмами, присланными Николаю Оглоблину его коллегами. Стало известно, что Оглоблин был еще жив в начале 1918 года, при этом он не значится ни в одном из списков лиц, репрессированных в послереволюционные годы. Благодаря Борису Пудалову мы сумели познакомиться с правлеными рукой автора типографскими оттисками нескольких статей. По ним здесь публикуется «Василь» — очерк о жизни Васильсурска в начале ХХ века.

С каким трепетом мы держали в руках пожелтевшую страницу этого самого последнего из обнаруженных в ходе поиска текстов! На ней был аккуратный чернильный росчерк под дарственной надписью: «Ваш Н. Оглоблин».

Да, по-другому просто не бывает: за долгие месяцы он стал нашим. И словно бы нам лично, в расчете на наше упорство адресовал этот свой привет из небытия.